За пять лет эмбарго изменилось многое, в том числе и на рыбном рынке. Норвежскую семгу и форель заменили российскими — из Мурманской области и Карелии, китайские мидии — крымскими, а французские устрицы — дальневосточными. Вопрос о том, насколько это на самом деле отразилось на ценах и потребителе, остается открытым, но отечественная рыбная продукция становится, безусловно, все востребованнее.
По данным Росрыболовства, в 2018 году в России выловили 5,1 млн т водных биоресурсов. Это рекордный показатель за 25 лет. Россия обеспечила более 5% мирового объема добычи. По данным Продовольственной и сельскохозяйственной организации Объединенных Наций (ФАО ООН), он составил около 93 млн т. Однако в реальности показатель выше, поскольку не учитываются данные по браконьерскому вылову.
Россия входит в топ-5 рыбодобывающих стран. На первом месте Китай с объемом вылова около 15 млн т, на втором Индонезия — около 6 млн т. Россия делит 3-е и 4-е места с США (около 5 млн т).
Парадокс импортозамещения
Главный парадокс импортозамещения рыбной продукции в России заключается в том, что в теории проблему можно было бы решить за 25 дней с помощью одного не очень приятного для отрасли нормативного акта. Государство могло бы обязать российских рыбаков поставлять на внутренний рынок не 25-30% от общего вылова промысловой рыбы, который уже попадает на прилавки, а, к примеру, 60%.
Через 25 дней — столько в среднем идут рефрижераторные вагоны с рыбой из Владивостока в Москву — прилавки российских магазинов были бы переполнены минтаем, треской, сельдью, навагой, горбушей и другими дарами отечественных акваторий. Вопрос в том, что 100-процентное импортозамещение не нужно ни рыбакам, ни потребителям, ни самому государству.
Рыбакам проще и выгоднее экспортировать уловы в Китай, Японию, Южную Корею. Почему?
1. Получение выручки в валюте по стабильным мировым ценам.
2. Наличие отработанных за десятилетия торговых связей с зарубежными покупателями.
3. Меньше бюрократии — отгрузил в море и забыл.
4. Сложная логистика.
5. Неофициальная причина — лазейки для нерегулируемого экспорта и сокрытия налогов (оплата наличными и т.п.).
Государству эффективнее собирать с этой выручки налоги и сборы, которые в этом году уже подросли и еще подрастут, а потребителю нужен выбор на прилавках, который обеспечивается в том числе и за счет импортных поставок.
В 2016 году, когда доля российской рыбы на внутреннем рынке достигла рекордных 83% (данные Росрыболовства), об импортозамещении в отрасли внезапно говорить перестали. В 2017 году импорт снова медленно пополз вверх и составил $1,63 млрд против $1,38 млрд в 2016 году — просто вместо норвежской семги, исландской сельди и латышских шпрот на прилавках оказались вьетнамский пангасиус, китайская тиляпия, а также рыба и морепродукты «из Белоруссии и Казахстана», о реальном месте вылова которых можно только догадываться.
Сегодня соотношение отечественной и импортной рыбы на прилавках составляет примерно 80 на 20%. Импорт в денежном выражении в 2018 году, по данным Федеральной таможенной службы, составил почти $1,45 млрд — это почти вдвое ниже показателя 2013 года ($2,8 млрд).
Где импортозамещение удалось
Мидии и устрицы
Главным и реальным громким успехом импортозамещения, как ни удивительно, стало активное выращивание в России собственных мидий и устриц. За три полных года с момента введения контрсанкций (с 2014 по 2017 год) производство мидий, по данным Росрыболовства, увеличилось в 12,4 раза, до 1,2 тыс. т, а устриц — в 265 раз, до 531 т. Хотя цифра «265» во многом обманчива, поскольку начинать пришлось практически с нуля.
В том же Крыму до 2014 года работали всего две устричные фермы. Сегодня там, по данным Азово-Черноморского территориального управления Росрыболовства, работают 86 аквакультурных предприятий, большая часть из которых — мидийно-устричные хозяйства. Каждый год формируются и разыгрываются на аукционах все новые рыбоводные участки, только в акватории Севастополя их уже 11.
Крымские устрицы по 300–400 руб. за штуку продаются в Москве, Санкт-Петербурге и других мегаполисах, а дальневосточные устрицы заполняют лакшери-сегмент ресторанов и магазинов Урала, Сибири и Дальнего Востока. Устричный спат, или посадочный материал, правда, до сих пор поставляется из Франции, на него эмбарго не распространяется, но на этом внимание стараются не акцентировать.
Шпроты и консервы
Среди других достижений отечественных рыбопромышленников можно отметить удачное замещение прибалтийских шпрот и вообще рыбных консервов российскими аналогами. Например, шпроты в достаточном количестве делают в Калининграде и даже в Крыму из хамсы, черноморской сардины и кильки. Балтийское море общее, и наши шпроты ничем не отличаются по вкусу от латвийских. Кроме того, на рынке консервов помимо традиционных сайры, горбуши и печени трески в ценовой категории до 100 руб. за банку появились и такие трендовые позиции, как сардина иваси, причем в разных вариациях.
Продукция из белой рыбы
Небольшой количественно-качественный рост продемонстрировал и лакшери-сегмент продукции из белой рыбы. Как правило, это продукция глубокой бортовой переработки вроде филе или стейков из трески однократной заморозки. С увеличением общего количества современных траулеров-процессоров по программе инвестиционных квот этот тренд имеет все шансы стать долгосрочным и устойчивым — качественная рыба в России постепенно перестает быть дешевым продуктом, зато остается полезной и становится более понятной потребителю.
Аквакультура: что скрывается за хорошей статистикой
Если смотреть на темпы роста российской аквакультуры (разведение и выращивание водных организмов — рыб, ракообразных, моллюсков, водорослей — в естественных и искусственных водоемах, а также на специально созданных морских плантациях. — «РБК Pro»), то на первый взгляд они тоже дают повод для оптимизма. По данным Росрыболовства, в первом полугодии 2019 года в России было произведено 143 тыс. т рыбы и морепродуктов, или на 59% больше, чем за аналогичный период 2018 года. Однако в этой бочке меда есть две большие ложки дегтя.
Во-первых, корма для холоднолюбивых рыб — форели и семги — мы по-прежнему закупаем за границей: в Дании, Франции, Норвегии и Китае. На них контрсанкции не распространяются. В России производят качественные корма только для выращивания карпа, белого амура и толстолобика, то есть для теплолюбивых рыб. Это еще с советских времен.
Во-вторых, аквакультура в России в последнее десятилетие стабильно составляет не более 5–6% от всего объема добываемой и производимой рыбы. Единственный сегмент, где нам за пять лет удалось реально подвинуть зарубежных конкурентов, главным образом норвежцев, — это выращивание семги и форели, и здесь эмбарго, конечно, сработало нам на руку.
Тем не менее глобального влияния на потребительский рынок российские аквафермеры пока не оказывают. В отличие от их коллег из Китая, Турции, Ирана, которые по-прежнему заполняют отечественные прилавки. Иногда напрямую, а иногда транзитом через государства ЕАЭС. Способствует их успеху слабая подготовленность российского потребителя, который лучше возьмет рыбу, которая красиво выложена на лед на прилавке, хотя при этом росла на антибиотиках, гормонах и биодобавках, а ночи регулярно проводит в морозильной камере, чтобы избежать распада аминокислот в белках, приводящего к характерному неприятному запаху.
Наиболее яркие примеры непотопляемой и дефростированной (размороженной. — «РБК Pro») импортной аквакультуры — это сибас и дорадо, или, как их называют маркетологи, «рыба на одну тарелку». Селекционеры специально подгадали с размером рыбины, чтобы она укладывалась на стандартную ресторанную тарелку и была удобна для разделки. Поэтому такую рыбу покупают.
До введения эмбарго продавцы импортной аквакультуры чаще всего не затрудняли себя указанием страны-производителя. После 2014 года они стали указывать страны Латинской Америки, например Чили или Аргентину. Оттуда в Россию действительно иногда поступают дикие сородичи сибаса и дорадо, которые гораздо крупнее и стоят примерно в три раза дороже искусственно выращенных аналогов: 1,8 тыс. руб. за 1 кг в рознице против 600 руб. за 1 кг.
Настоящая родина аквакультурных сибаса и дорадо — это, как правило, Турция, которая занимает второе место в Европе по производству товарной аквакультуры, уступая лишь Норвегии с ее искусственной семгой. С Турцией отношения у России нестабильные: от геополитической любви до жестких санкций и обратно, но на турецкого сибаса никто никогда не покушался и бульдозером в асфальт не закатывал. Смысла нет.
Золотая рыба
Сегодня рентабельность рыбной отрасли в России оценивается в 45%, это второе место по стране, выше только у золотодобытчиков. Данные были приведены официально на недавнем III Международном рыбопромышленном форуме в Санкт-Петербурге. Показатель 45% — это больше, чем у нефтяников и газовиков, там лишь 35%. При таких сказочных показателях насильно переориентировать рыбаков на внутренний рынок — значит, подвергать риску стабильность налоговых поступлений в бюджеты, тем более что эти поступления должны скоро возрасти из-за аукционов.
В 2018 году суммарные выплаты компаний рыбопромышленного комплекса в бюджеты всех уровней составили порядка 27 млрд руб. Активы всей отрасли Росрыболовство оценило в 2 трлн руб. Не нужно быть экономистом, чтобы понять, что тут есть чем поделиться с государством, что и произойдет в самом ближайшем будущем.
Так что позитивные изменения налицо, а де-факто рыбная отрасль сегодня в тотальном импортозамещении объективно не нуждается. Оно начнет происходить лишь тогда, когда в обществе будет окончательно сформирован тренд на здоровое питание, одним из базовых продуктов станет дикая рыба, без добавок и антибиотиков. Потребители начнут разбираться в рыбе. Должны появиться новые маркетинговые подходы к продвижению отечественной рыбной продукции. А пока что потребитель видит разницу в основном в общепите и изучает ранее неведомые ему муксун, рапаны и иваси.
Источник на РБК:
https://pro.rbc.ru/news/5d65213c9a79474accd4324f